08.10.2012 11:16
Наследница гернгутеров
Анатолий ЛЮБИМЕНКО
Фото автора
Далекие предки Нелли Андреевны Третьяковой (Мейдер) были в числе тех, кто в конце 18-го века основал на волжской земле колонию религиозного братства гернгутеров. Сарепта стала уникальным явлением для России. Ее высочайший экономический и культурный уровень развития сохранялся до ХХ века. Революция, репрессии и депортация немцев в отдаленные регионы СССР привели к запустению процветавшего поселка. Возрождение культуры поволжских немцев, восстановление истории поселка – в числе задач музея-заповедника «Сарепта», где Нелли Андреевна трудится методистом.
Я спасла маму, а она меня
– Нелли Андреевна, что значит для вас Сарепта?
– Мои предки прибыли сюда в 1765 году, мои родители обвенчались в местной церкви в 1924-м. Я знаю точно место, где был наш дом. Сарепта – начало моей жизни и, наверное, конец.
– Вы действительно проследили судьбу вашего рода от середины 18-го века до наших дней?
– Что вы?! Это очень трудно, еще много работы. Но когда в Саксонии я посетила кладбище городка, где жили мои предки, испытала совершенно потрясающие минуты. Для меня было очень важно преклониться перед их могилами. Воистину все мы равны перед Богом.
А сопровождал нас в поездке пастор Лангерфельд, немало сделавший для возрождения нашей церкви и Сарепты. Кстати, Центр немецкой культуры в Сарепте носит имя его далеких предков – братьев Лангерфельд.
– Сарепта пережила пугачевский бунт, пожары, наводнения, но выжила. Но удары 20-го века оказались, похоже, роковыми.
– Мои родители, как и все сарептяне, были настоящими патриотами России. И, несмотря на изгнание, репрессии, все тяготы, они ими оставались. Поверьте, это не пустые слова, я со многими людьми общалась.
Когда нам принесли повестку, что через 24 часа мы должны уехать из Сарепты, бабушка потеряла сознание. Первого сентября об этом объявили, второго мы уже уехали. Я родилась уже в Казахстане, и так сложилось, что тем самым спасла маму, а она меня.
Дело в том, что если ребенку меньше трех лет, мать в трудармию не забирали. Когда мама родила меня, ей дали еще троих детей от нашей родственницы, а ту забрали в трудармию. Однажды она сбежала, чтобы увидеть их, но ее вернули. Она так и умерла там, в трудармии, не увидев больше своих детей.
Я не помню семейных разговоров о том, как они восприняли эту высылку, все, что связано с ней. Мама прожила 97 лет и только в конце жизни рассказала, как они мечтали вернуться. Ведь это их земля, их прадеды тут жили, облагораживали… Такую неземную красоту создали.
Сразу после смерти Сталина, хотя немцам запретили покидать места ссылки, сестра с мужем тайком поехали на разведку. У их дочки волосы черные, кудрявые. В поезде они ее научили, если спросят, говорить, что она татарка. Ехали к сестре, которую не выслали, потому что она была замужем за поляком. Но уже на следующий день после приезда пришли из милиции и приказали им возвращаться. Они привезли из Сарепты чемодан яблок. Мне показалось тогда, что ничего прекраснее, чем эти яблоки, я в жизни не видела.
– Каким было возвращение?
– Вернулись немногие сарептяне, меньше трети. А нас целый год не прописывали, в наших домах жили другие люди, а мы снимали угол. Мой двоюродный брат очень долго ходил с толстой папкой документов по разным инстанциям, хотел, чтобы хоть часть денег отдали за его дом. Только через многие годы какие-то копейки отдали. Ссылались на указ о депортации, согласно которому нас должны были наделить землей на новом месте, но ведь никто ее не получил.
Трудиться и молиться
– Когда читал об истории Сарепты, сложилось впечатление, что главными заповедями для колонистов были «трудиться и молиться».
– Немецкая семья всегда держалась на трудолюбии и вере. Мы и в военное время выжили благодаря этому. А воспитывалась любовь к труду личным примером. Лень считалась одним из величайших пороков.
Когда работала на керамическом заводе, я уже Третьяковой по мужу была, никто не знал, что я немка. Меня спрашивали – тебе, что, медаль нужна? Чего так упираешься? А оно во мне сидит. Много лет делалось все, чтобы мы забыли, что мы немцы, забыли о Боге. Нас даже в ссылке расселяли так, чтобы не общались с другими немцами, строжайше запрещали даже в семьях общаться на родном языке. Поэтому так важно, что церковь восстановили. Она и стала фундаментом для духовного возрождения.
А Центр немецкой культуры имени братьев Лангерфельд играет важную роль в возрождении немецких традиций и культуры. При нем действуют различные кружки, курсы по изучению языка, вокальный ансамбль «Сарептяне». Хотим, чтобы люди вспомнили о своих корнях, знали прошлое.
До сих пор душа плачет, когда вспоминаю, как уезжали из Сарепты в Германию. Неужели наше правительство не видело, что такие хорошие, трудолюбивые люди уезжают? Почему это произошло?
– Наверное, не смогли забыть разорение родных домов, не смогли простить растоптанные судьбы, искалеченные жизни.
– Двое моих дядей, простых грузчиков, были репрессированы. Ивана расстреляли, Федора сослали в Магадан, где он и умер. Такое же произошло и во многих других немецких семьях. Когда однажды в кирхе мы устроили День памяти – дети читали списки сосланных и репрессированных, все плакали. Но если бы, когда мы вернулись, власть хотя бы просто поговорила с людьми... Но победило безразличие. В результате потерян огромный пласт образованных, трудолюбивых, талантливых людей. А ведь внимание к ним вернулось бы сторицей.
А еще мне хочется, чтобы люди узнали, как много хорошего сделали поволжские немцы на русской земле. Как-то выступал наш хор на площади, и при исполнении песни на немецком языке многие встали и ушли. А мы пели о Родине, о России. Обидно, что люди не знают истории российских немцев. Недавно прошел фильм о певице Анне Герман, и впервые упомянули, что ее отец немец. Такая малость, а я уже этим была довольна.
«Испорченная» немка, влюбленная в Сарепту
– Кто приходит сегодня в центр культуры?
– И дети, и взрослые. Пока больше стараются понять, узнать о своих корнях. Только после осмысления и осознания возможно подлинное возвращение к традициям.
Церковь, органная музыка для нас очень важны. В этом заложен огромный пласт. Гернгутеров Сарепты называли поющей общиной, это дух Сарепты. Музыка церкви всегда была для нас неотделима от молитв.
– Те, кто посещает ваш центр, кирху, не мечтают об отъезде на историческую родину?
– Кто хотел, уже уехал. Я трижды была в Германии с нашим хоровым коллективом «Голоса Сарепты». Когда пели «Степь да степь кругом…», российские немцы плакали. Вы знаете, это совсем другой мир, другая жизнь. Может, правнуки уехавших будут ощущать себя там иначе? У нас тут были волонтеры из Германии, я спросила одного из них, как идет интеграция русских немцев в Германии. Он ответил, что у турок это происходит проще.
Восстанавливать потерянное очень трудно. А я всегда помню слова матери: где родился, там и пригодился. Все же мы и немцы в Германии очень разные. Я вот помню, в городе Прокопьевске Кемеровской области в нашем бараке жили еще 11 русских семей. На Рождество мама чудом доставала муку, яйца и пекла пряники. Я их разрисовывала, делала бумажные мешочки, и все детки получали подарки. К нам приходили гости, и мы вместе пели «Светит месяц, светит ясный…».
Когда у тебя ничего нет, очень трудно поступать, как делала моя мама. У меня муж русский, мы 47 лет вместе. Он говорит: «Нелли, когда ты научишься готовить так, чтобы только для нас хватало?» Я готовлю всегда помногу, а потом раздаю. Наверно, великодушие, милосердие – это то, чему мы, поволжские немцы, научились у русских людей.
Я «испорченная» немка, влюбленная в Сарепту. Хочется, чтобы она жила, чтобы отреставрировали старинные здания, окружающие площадь. Хочется возродить тот дух, что был, чтобы больше российских немцев приходили к нам, учили немецкий язык, чтобы дети у нас занимались в разных кружках, дома познавали свою сущность, историю. Потому что по сей день старшее поколение с опаской говорит о прошлом. Срок действия подписки, которую они давали, давно прошел, а страх остался.
– А есть у людей та самая тяга к знаниям, интерес к прошлому?
– Меня радует любая мелочь. Неважно, что кто-то опаздывает на мероприятие, хотя это совсем не по-немецки. Главное, люди приходят, приносят старые фотографии, вспоминают предков. Радуюсь, когда прихожу в гости, а меня угощают настоящим немецким блюдом. Как, например, семья Фладунг или Фризоргер. Кстати, Мария Фризоргер могла и не ехать в 1941 году с мужем-немцем в Сибирь, поскольку была русской, но поехала. Мы просто общаемся друг с другом, делимся воспоминаниями.
Недавно вспомнила рассказ мамы. В Сарепте еще в начале прошлого века практически не было воровства. Однажды в пору урожая у нас работали наемные рабочие и пропали вещи из нашего сундука, вора быстро нашли. И знаете, как его наказали? Ни суда, ни милиции. Ему просто пришлось пройти вместе с вещами по площади, на которой стояли сарептяне. Потом он уехал из нашего города.
– А у вас есть самое дорогое воспоминание?
– Оно опять связано с яблоками. Когда мы вернулись в Сарепту, я пошла в сад и увидела пять яблонь с такими прекрасными плодами, что они показались мне сказочными. В Сибири ничего подобного видеть не приходилось.
Перед едой или когда муж уходит, я всегда произношу молитву благословения. Руки складываю так, как моя мама, как все сарептяне когда-то. И рада, что моя дочь так поступает. А моя главная молитва, чтобы память о Сарепте была в сердцах, о людях, здесь живших.
Врез.2 Наверное, великодушие, милосердие – это то, чему мы, поволжские немцы, научились у русских людей. Я «испорченная» немка, влюбленная в Сарепту.
Врез.1 Я трижды была в Германии с нашим хоровым коллективом «Голоса Сарепты»». Когда мы пели «Степь да степь кругом…», российские немцы плакали.
http://vpravda.ru/2011-03-11-20-25-11/i ... 0%BE%D0%B2